Больше ее никогда не видели.

Люк встал, морщась от боли в обожженной груди. Он подошел к Ферн и молча обнял ее, перепачкав свою рубашку ее кровью.

— Вы знали, что так случится?

— Нет, — ответила Ферн. — Я только надеялась.

— Вы ранены…

— Вы тоже.

Лугэрри вылизывала опаленную шкуру, Брэйда–чин подошел к кучке пыли, бывшей когда–то Моргас, и наступил на нее ногой.

— Туда тебе и д'рога, — презрительно фыркнул он. — Межну пр'чим, — добавил он, обращаясь к Ферн, — девонька, не м'гла бы ты в слендующий раз устраивать эти побоища не в доме — очень уж мне это не по ндраву.

Он подобрал валявшийся нож и сунул его в ящик стола. Разложившийся плод невыносимо смердел. Будто лунатик, которого только что разбудили, вошел Ходжекис.

— Госпожа Мордаунт, — бормотал он. — Где госпожа Мордаунт?

— Она ушла, — сказал Люк, — и больше никогда не вернется. На вашем месте я бы взял такси и поехал домой. Немедленно. Тем более что путь неблизкий. — И по привычке добавил: — Пусть запишут вызов на счет Каспара Валгрима.

— Они всегда так и делают.

— От что нам с'йчас нужно, дык это виски. Им и нечисть отгонять х'рошо, и раны врачевать, — сказал гоблин.

— Это ожоги–то? — спросила Ферн.

— Да все что хошь. — Он принес виски. Уж он–то очень хорошо знал, где оно хранится.

— 

Каспара Валгрима, работающего за компьютером в своем кабинете, внезапно накрыло странное ощущение, будто Время расслоилось. Очнувшись от секундного замешательства, он обнаружил, что разбил свой стакан с вином. Он озирался вокруг, словно не понимая, где находится. Воспоминания о последних неделях или месяцах были начисто стерты из его памяти. Его взгляд упал на мерцающий монитор компьютера. Каспар принялся лихорадочно просматривать данные о компании, которую сам же выдумал. Он видел, что в последнее время в дело были вложены огромные суммы денег, принадлежавших банку и его клиентам. В ужасе Каспар просматривал счета и отчеты и не верил своим глазам — деньги после незаконных сделок исчезали и появлялись, уходили, словно в песок. Каспар никогда в жизни не совершил ни одного правонарушения и теперь, когда перед глазами было доказательство его собственного злодеяния, впал в панику. Он будто очнулся от кошмарного сна, но кошмар не закончился с пробуждением. Тут и там мелькало имя Мелиссы Мордаунт, но кто она такая, Каспар не знал. И вдруг из глубин его памяти всплыло женское лицо с птичьими чертами, длинноволосая гарпия, которая таяла, превращаясь в черную, как вороново крыло, богиню, ласкающую его шелковистыми пальцами и уносящую в темный рай…

В Рокби магический заслон на решетке чердака замерцал и исчез. Кэл принялся недоверчиво ощупывать дверь и принюхиваться, пытаясь вычислить источник возможной опасности. Но все было спокойно. И тут он понял, что означало это спокойствие. Моргас, его мать, которая мучила его всю жизнь, начиная с рождения, которая сделала из него чудовище и наказывала его за это, которая превратила его жизнь в пытку, была мертва. За свешивающимися патлами волос и под слоем грязи выражения его лица видно не было, но в глазах отразилась то ли душевная боль, то ли тоска по этому чувству, которое он, как ему казалось, не мог испытать. Тогда он подумал о Ферн, пытавшейся открыть двери его темницы, вспомнил, как она просунула руку сквозь магический заслон. Он попробовал разорвать сковывающие его цепи — мускулы вздулись буграми, и лицо покраснело от натуги. Кэл наполовину принадлежал к волшебному роду, поэтому долгое заточение не ослабило его. Цепи трещали, звенья скрежетали под его напором. Наконец кольцо, которое приковывало цепь к стене, лопнуло. Его ноги были свободны! Еще минута ушла на то, чтобы сорвать цепи с рук. Запястье и лодыжку все еще сковывали кандалы, и кусок цепи, волочась по полу, довольно громко бренчал, но Кэл решил, что этим он займется позже. Он бросился к решетке и вцепился в ее прутья, пробуя разогнуть их. На это требовалось много времени, но уж времени–то у него было предостаточно. Его сила, не в пример душе, была больше, чем у обычного человека, и очень скоро несколько прутьев расшатались и погнулись. По потолку побежала трещина. Спустя два часа Кэл разогнул прутья настолько, что смог протиснуться в образовавшийся проход. Очутившись с другой стороны, он с наслаждением потянулся, на всем его теле мускулы заиграли и снова обмякли. Когда он крадучись пробирался по чердаку, цепь, волочившаяся за ногой, звенела, бесцеремонно нарушая тишину дома, а исходившее от Кэла зловоние предупреждало о его появлении за несколько метров. Но в доме без призраков было пусто, и за вырвавшимся на свободу узником никто не следил.

Внизу он столкнулся с Гроддой, которая приносила ему еду, когда дозволяла Моргас. Обычно в его рацион входили объедки, которыми побрезговала Негемет, попавшиеся в ловушку мыши и дождевые черви. Когда Моргас милостиво разрешала покормить Кэйлибана обычной снедью (что случалось довольно редко), Гродда, перед тем как швырнуть ему тарелку, плевала в нее. Увидев Кэла, она кинулась бежать со всех ног, но он, конечно, был быстрее и проворнее. Настигнув Гродду за пару секунд, он обрушился на нее своей мощью и сломал ей шею.

Он вышел из проклятого дома, оставив дверь приоткрытой, и ночной воздух стал мало–помалу просачиваться в его темные душные коридоры.

А в это время Люк и Ферн занимались своими ранами. Обшарив шкафчик в ванной, они нашли пару баллончиков обеззараживающего лосьона, подходящего для обработки небольших ожогов, йод и зеленку. В ящичке также находились лейкопластыри различных размеров, длинный эластичный бинт, комок ваты и перекись водорода. Люк снял обгоревший пиджак и, шипя от боли, отодрал присохшую к ожогам рубашку. Очень осторожно Ферн обработала волдыри лосьоном, не забыв продезинфицировать и царапины, хотя они уже заживали и покрылись корочкой.

— Достаточно, обо мне позаботимся позже, — сказал Люк. — Теперь ваша очередь. Снимайте футболку и топик. И джинсы тоже.

— Да все нормально…

— Даже не спорьте!

Она подчинилась. Укусы личинок покрывали весь ее торс, и, хотя ранки были мелкие, Моргас сделала так, чтобы кровь из них текла, не сворачиваясь. Ферн потеряла довольно много крови. Пропитавшаяся ею футболка уже подсохла и стала жесткой, и, снимая ее, Ферн морщилась от боли. Белый лифчик окрасился ярко–красными пятнами. Когда она расстегнула молнию на джинсах, Брэйдачин тактично растворился в воздухе, бормоча что–то о халате. Ферн была очень стройна, даже худощава. Спортом она не занималась, и ее руки и ноги были слабыми, под кожей не вырисовывались упругие мышцы, а груди были маленькими, как у тринадцатилетней девочки. Она сидела перед Люком, такая израненная и хрупкая, а он, тронутый ее беззащитностью, осторожно смывал с нее кровь кусочком ваты, смоченным в растворе перекиси, и каждый раз, когда она вздрагивала от боли, отдергивал руку и бросал на нее сочувственные взгляды.

— Почему они не заживают так же быстро, как на вашей руке? — спросил он, не отрывая взгляда от ее ран.

Стараясь не смущаться и не обращать внимания на свою наготу и близость его обнаженной груди, Ферн объяснила, каким образом раны на ее руке моментально заживали. Несмотря на пощипывание, прикосновение влажного комочка ваты к коже было приятным, и, чувствуя, как тело наливается приятной теплотой и тяжестью, Ферн откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

— Раны неглубокие, — говорил Люк. — Но все равно перевязать надо. Хотите, запеленаю вас, как египетскую мумию?

— Не нужно. На воздухе раны заживают быстрее, пусть дышат. А вот ваши ожоги перевязать необходимо.

— Пусть и они дышат, — улыбнулся он.

Появился Брэйдачин с банным махровым халатом. Неуклюже возясь с завязками, Ферн натянула его на себя и принялась внимательно осматривать опаленные бока Лугэрри. Люк достал бутылку виски.

Позже, проголодавшись, они совершили налет на холодильник и с аппетитом умяли несколько банок с фасолевым супом. Ферн позвонила Уиллу и подробно рассказала о случившемся, уютно устроившись на диване и потягивая виски. Лугэрри улеглась на своем месте у плиты и задремала, Брэйдачин, понимая, что те двое уже не нуждаются в его обществе, тактично исчез.