А сама она была тихой доброй девушкой. Ей нравилось копаться в прошлом, возиться с рукописями, а ее собственная жизнь состояла из череды мелких и крупных бедствий. «Все, что у нас общего, — думала она, — это Ферн и те приключения, которые мы с ней пережили. И кстати, в них было мало приятного».

— Ну, так как? — спросил еще раз Уилл.

Гэйнор грустно улыбнулась:

— Я не твой тип. Это все будет очень недолго. Какой смысл заводить мимолетную интрижку? Не лучше ли просто остаться друзьями?

— Я не хочу быть просто другом, — резко ответил Уилл. — Я хочу большего. И я сам решаю, кто мой тип, а кто нет. Что касается мимолетной интрижки…

— Ты хочешь меня только потому, что я единственная, кто ушел от тебя, — ляпнула Гэйнор и тут же пожалела об этом.

— Раз ты считаешь меня таким малолеткой, — отрезал Уилл, — неудивительно, что ты так упираешься.

— Нет, не малолеткой, — оправдывалась Гэйнор, — просто мужчиной.

— Дискриминаторша.

— Я так запуталась…

— Тебе просто нужно сказать мне, — с обманчивой мягкостью произнес Уилл, — что хоть я и нравлюсь тебе, но ты не считаешь меня сколько–нибудь привлекательным. Тогда я больше не буду досаждать тебе. Конечно, можно попытаться сделать это потактичнее, замаскировать фразами типа «я не твой тип». Кстати, это только плюс, потому что твой тип — это какой–нибудь слизняк, который все время жалуется на то, что жена не понимает его.

— А тебе хоть одна женщина говорила, что не считает тебя привлекательным? — невинным тоном поинтересовалась Гэйнор.

— Конечно, нет. Женщины, в отличие от нас, мужчин, гораздо более деликатны.

— А что будет, если я скажу да? То есть, да — я нахожу тебя привлекательным, а не в том смысле, что я согласна,

— Рано или поздно мы поедем ко мне домой. Сегодня, или завтра, или когда–нибудь. Если это случится сегодня, мы можем просто поболтать, открыть бутылочку вина, а спать я лягу на диване. Спешить некуда.

— Ты врешь, — сказала Гэйнор.

— Да.

— Пожалуй, я выпью еще стаканчик.

Когда они наконец добрались до квартиры Уилла, было уже совсем поздно, вернее, можно даже сказать — слишком рано. Уилл вместе со своим другом и партнером по бизнесу Роджером Хойтом снимали в Южном Лондоне перестроенную мансарду, которую, правда, никто не потрудился довести до ума.

Полы были неструганые, потолочные балки тоже. Большие картины без рамок висели на стенах и стояли вдоль них. В некоторых полотнах угадывалась рука Уилла. С потолка свисали проявленные фотографии. Сантехника в ванной и кухне была совершенно допотопной. Стол был заставлен открытыми бутылками с белым и красным вином.

Наконец Уилл нашел чистые стаканы. Гэйнор смотрела в окно: в черном небе отражались огни ночного города, а может, это были первые проблески рассвета. Звезд уже не было.

— Почему всегда так происходит? — задумчиво сказала Гэйнор, принимая бокал с вином. — В разгар неприятностей у нас зарождается… — она поискала подходящее слово, — страсть. А потом, когда все опасности позади…

— Я не сбегу, а ты?

— Я боюсь, — призналась она.

Он развернул ее лицо к свету, вглядываясь в ее экзотический макияж, сейчас уже почти стертый, и большие испуганные глаза.

Он не стал ее утешать, а просто сказал:

— Ты боишься, что тебе причинят боль. Я тоже. А кто не боится? Если любишь, то непременно испытываешь боль, а если не любишь, то и не получаешь ничего. Я не могу обещать тебе никогда не лгать, хотя могу, конечно, попробовать. Я не могу обещать тебе ничего, кроме своей заботы. Лишь недавно, встретив тебя, я понял, как много ты значишь для меня и всегда значила. Самолюбие мешало мне в этом признаться самому себе. Я не знаю, отчего это. Просто значишь, и все тут. Алхимия. Судьба.

«Любовь», — мысленно добавила Гэйнор, а вслух сказала:

— Я не хочу, чтобы все пошло наперекосяк.

— Кто может что–либо гарантировать в таком деле? А было бы забавно — представь: если ваши отношения нарушатся в течение шести месяцев» вы можете заменить любую их часть бесплатно. — Уилл улыбнулся. — Я могу только сказать, что если что–то пойдет не так, то не по моей вине.

— Как это не по твоей?! — возмутилась Гэйнор.

— А вот так. — Он забрал у нее бокал с вином и поставил его на стол, потом обнял и поцеловал ее, и она поцеловала его в ответ, и все оказалось так просто. Ее сопротивление рухнуло, сомнения и страхи забились в уголок разума. Они еще долго не покинут ее, но сейчас, по крайней мере, они замолчали. Она была молода и здорова, и желание взяло верх. А долгое ожидание, сдерживаемые чувства и пережитые этой ночью опасности только подлили масла в огонь. Наконец они упали на постель — двойной матрас, брошенный прямо на пол. Они даже не стали убирать покрывало, чтобы не тратить время… Позже рассвет прокрался в комнату, осветив ее разметавшиеся по подушке волосы и раскинутые в стороны руки, совсем бледные на фоне загорелых мужских плеч. Уилл погладил ее по плечу, провел ладонью по гладкой спине, по изгибу бедра. Думая, что она спит, он аккуратно выдернул из–под нее одеяло и накрыл ее. Она не спала, но глаза открывать не стала, потому что ей так приятно было его внимание. В конце концов первым заснул именно Уилл, а Гэйнор еще долго ворочалась без сна в странной кровати, и, как Элизабет в «Гордости и предубеждении», скорее знала, чем ощущала, что счастлива…

Разбудил их Роджер Хойт, который колотил в стену, поскольку боялся, что если постучит в дверь, то снесет ее.

— Отделайся от Анабель. — Гэйнор подбирала разбросанное по всей комнате белье.

— Это не Анабель, — пробормотал Уилл спросонья.

— Ну, от Софии.

— Снова не угадала.

— Синтии, Люсии, Вероники…

— Да не знаю я никакой Вероники. — Тут он с облегчением заметил, что Гэйнор смеется. Он поднялся, открыл дверь, отделался от приятеля в нескольких отборных выражениях, состоящих преимущественно из нецензурных слов. Потом нашел свои джинсы и предложил Гэйнор чай или кофе.

— Молока, наверное, нет, но я могу сходить за ним. Ты хочешь есть? Я бы купил круассанов…

«Он старается», — поняла Гэйнор с изумлением.

— Нет, просто чай. Я подумала о Ферн. Она не звонила?

Уилл проверил сообщения, но от Ферн ничего не было. Потом он позвонил в Ярроудэйл и ей на мобильный.

— В доме никто не отвечает, а мобильный телефон выключен или вне зоны, — сказал он. — Она могла отправиться в другое измерение, куда не достают мобильные телефоны. Хотя это может быть всего лишь Йоркшир. — Его легкое раздражение от прихода Роджера сменилось серьезной озабоченностью, и лоб прорезали две поперечные складки. — Мне это не нравится.

— Что будем делать? — спросила Гэйнор. Сейчас уже было не до ласк.

Уилл посмотрел на свой молчащий телефон так, как будто тот нанес ему личное оскорбление. Гэйнор он не ответил.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ЧЕСТЬ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Я уже забыла, каково это — быть больной. Когда я жила в пещере между корнями Вечного Древа, болезни, причиняющие столько страданий смертным, меня не беспокоили. Заклинание Магического глаза позволяло мне видеть мир из моего логова, и я наблюдала, как люди заболевают и умирают, как мучаются от оспы, чумы, рака, СПИДа и как доктора безуспешно пытаются найти панацею от всех бед. Но я никогда не болела сама, разве что в детстве. Вернувшись в мир людей, я заново осознала несовершенство плоти. Ненавижу болезни! Подступившая к горлу тошнота и дурманящая слабость внушают мне такой страх, словно сама смерть держит меня в объятиях. В том доме я почувствовала себя совершенно разбитой, меня тошнило до потери сознания. Водителю пришлось нести меня, а Негемет плелась сзади, сочувственно мяукая. Я поудобнее устроилась на заднем сиденье, но от равномерного гудения машины и запаха кожи, витавшего в салоне, мне снова стало нехорошо. Распахнув дверь, я выбежала наружу, и меня вырвало. Я была противна сама себе, чувствовала, что веду себя как пьяная уличная девка, но ничего не могла поделать. Меня снова и снова выворачивало наизнанку, голова кружилась, колени дрожали. Трясущимися руками я провела по лицу — губы были перепачканы зеленоватым, воняющим растительной гнилью налетом. Я знала, что это не отравление, — Река сделала меня неуязвимой, и ни яд, ни оружие не могли навредить мне. И все равно мне казалось, будто я проглотила что–то ядовитое: желудок ныл, от лица отлила кровь и на лбу крупными каплями выступил пот. Забившись в угол машины и стараясь не стонать, я прижалась щекой к прохладной коже Негемет (как у всех созданий Подземного Мира, кровь моей кошки ледяная). Ходжекис вопросительно взглянул на меня. Он хороший слуга — в кофе, которым он частенько балует себя, я подливала сок Дерева, поэтому Ходжекис всегда мне послушен.